ДИЛАН ТОМАС: ПОЛВЕКА ЛЕДЯНОГО СВЕЧЕНИЯ

В этом году несколько любопытных юбилеев. Полувековых. 53-й год был урожайным. Из родившихся нам наиболее любопытен, конечно, Борис Борисыч. Юбилей случился несколько дней назад. А празднования по его поводу не утихнут и до Нового Года. Что касается смертей, то, помимо Иосифа Виссарионыча, 50 лет назад умер человек, весьма тесно связанный с БГ. И не только тем, что умер в год, когда всероссийский Боб (тогда еще просто малюсенький бобик) родился. Впрочем, о бобовых связях чуть ниже.

В ноябре 1953 года в “городе дьявола”, в Нью-Йорке, от алкоголизма и усталости умер обыкновенный классик. Не из самых великих и выдающихся. Так, один из многих. В прошлом веке классиком стать было совсем не трудно, это звание раздавалось (и раздается по сей день) разнокалиберным творцам довольно щедро. Щедрее, наверное, только присвоение воинского звания Гения. Чуть повыше Таланта и почти вровень с Пророком. Но я отвлекся.

Поговорим все-таки о британском поэте. Дилане Томасе. Сейчас, в первых числах декабря, говорить о нем приятнее всего. Атмосфера его поэзии - именно такова. Окончание осени, грусть, согревающий алкоголь на ветру. И легкое приятие зимы. Никакого ожидания весны, никакой надежды на преображение. Успокаивающаяся, замерзающая жизнь на многие месяцы и строки. Осенью он родился. Осенью же и умер. Из этого времени года и бытия ему выбираться было незачем.

Его поэтические образы расслаиваются, наползают хвостами, лапами, тенями на реальность. Смешиваются друг с другом. И медленно смерзаются в замысловатые сочетания, светящиеся изнутри остывающими летними сумерками. Ледяная лампа с теплющимся в ней огоньком. Жизнь внутри смерти (а вовсе не смерть после жизни). Такова его поэзия.

Но есть еще и проза. Первый раз я прочел его рассказ лет 15 назад. Про маленького мальчика, который пошел гулять со своей гувернанткой. Мальчик играет в снегу, изображает поезд, промокает насквозь. А его гувернантка тем временем объясняется со своим пронырливым ухажером. Кажется, в журнале "Урал" этот рассказ напечатан был. Я сначала даже не сразу поверил, что такую внятную, психологически выверенную прозу сочинил тот же самый человек, стихи которого я незадолго до этого прочел (тогда мною много поэзии съедалось) тоже в каком-то из журналов. Оказалось, что да. Всё это - Дилан Томас. Человек, пишущий точную реалистическую прозу и, вместе с тем, сочиняющий поэтические нагромождения леденеющих метафор с отсветом летних сумерек внутри.

А через пару лет кто-то меня проинформировал, что многие песни БГ - это переводы песен Дилана. Боба Дилана. Который на самом деле Циммерман. Однако таковым оставаться не захотел, взяв псевдоним в честь валлийца, алкоголика и гетеросексуала, как сам себя как-то охарактеризовал Дилан Томас. За прошедшую десятилетку мой интерес ко всей этой троице - БГ и обоим Диланам - не ослабевал. Можно даже сказать - креп. Хотя с музыкальной и эстетической точки зрения куда большее влияние оказала иная эстетика, более брутальная и жизнеутрамбовывающая - Вэйтс, Игги, Рид, иже с ними.

Конечно, в послевоенную эпоху влияние навороченных текстов жителя туманного Альбиона не шло ни в какое сравнение с мощной саморекламной агрессией битников. Особенно в Америке. Они были модными, их грубая наглость привлекала. Подросткам нравилось себя отождествлять с разбитым поколением. А более мягкий, болотисто-благостно-мглистый иностранец, бывавший в Штатах только во время своих поэтических туров по университетским городкам, оставался в стороне. И творчество его могло срезонировать в сознании разве что такого же густо замешанного поэта. И Боб Дилан стал преемником традиции не своих бит-соотечественников, но куда более ровного и завораживающего британца. Однако, будучи все-таки нормальным американцем, привыкшим к шоу, сумел стать в противовес своему кумиру – громким, авторитетным, популярным и долгожительным. Музыкально-поэтическое и социальное влияние Боба в 60-х было тотальным, а в семидесятых - весьма ощутимым. И, между прочим, вполне вероятно, что столь успешную жизнь он сумел построить, благодаря своевременно выбранному и правильному имени. Тут дело такое. Имя тон задает. Остался бы Роберт простым Циммерманом и не стал бы легендой. Бобом №1. Главной бобовой культурой XX века.

А что касается Дилана Томаса… На протяжении своих пятидесяти посмертных лет он продолжает существовать не только в виде собственных заледенело-сумеречных строф, но и как некое ангело-хранительное свечение вокруг всей рок-н-рольной традиции. Возможно, и сам тому не обрадованный где-нибудь в кулуарах Небесной Канцелярии.

Хотя какую музыку любил этот кельтский созерцатель, вообщем-то неизвестно. Скорей всего нечто обволакивающее. Повествовательные клавиши, мягкие диссонансы струн и легкие светлые всплески флейт на фоне остывающей партитуры заката. Багрового заката последнего дня осени. Или первого дня зимы.

Кельт КРОВИН